Интервью с телеведущим Андреем Доманским: "У меня одна семья, в которой много детворы"

Андрей Доманский и Маша Ефросинина Фото: Instagram

В эксклюзивном интервью программе "Откровенно с Машей Ефросининой" на канале "Украина" телеведущий Андрей Доманский рассказал, почему последние два года стали самыми тяжелыми в его жизни, что заставило его уйти от Лиды Таран, и какой его тайный страх неожиданно стал реальностью. Андрей Доманский был ведущим самых известных шоу в Украине – от "Фабрики звезд" до "Голоса страны".
- Нас с тобой связывает очень много работы, но я о тебе практически ничего не знаю. Человек-смех, праздник. Ты свою жизнь позакрывал на все замки. И я понимаю – почему. Сегодня мы об этом поговорим. Но начать я хочу с другого. Вопрос "Где сейчас Доманский" – это первый вопрос, когда произносишь твое имя.
- В начале 2013 года мы (1+1 и "Интер") объявили о том, что Андрей Доманский стал лицом канала "Интер", и в конце ноября 2013 года начался Майдан. И, естественно, что те проекты, которые планировались изначально, тут же позакрывались.
- Такие деньги в кризис никто вкладывать не собирался…
- Дело даже не в деньгах, вопрос в необходимости создания таких шоу. Не до зрелищ было в тот момент, когда гибли люди, когда на улице лилась кровь. И было бы странно, если бы мы пели, плясали и делали вид, что ничего не происходит. У меня, например, до половины 2014 года была настолько выраженная внутренняя апатия, растерянность, потому что привычная картина мира разрушилась на глазах. Мне было очень больно наблюдать, как страна, которую я очень люблю, я сейчас говорю о России, превращалась в звериную массу. Скажу откровенно, мне было не до работы.
- Вернемся к простою с 2013 года. Сейчас 2015 год. Мне кажется, что для такого человека как ты, это достаточно долго.
- Ты знаешь, у меня даже был период, когда я вечерами обнаруживал себя в компании с бутылкой алкоголя. Это было настолько странно и необычно для меня.
- Почему? Рядом же дети
- Да, и я благодаря Кире в основном и выгреб. Ты смотришь новости, а потом смотришь в глаза своему трехлетнему ребенку, и понимаешь что все, что кажется настолько ужасным и плохим, не настолько ужасно и плохо, чтобы искать мыло и веревку.
- Мне посчастливилось стать свидетельницей того, как ты приехал проходить пробы в программу "Подъем". Это был 2004 год. Ты работал на радио, в Одессе. И у тебя была семья – жена, сын Вася и дочь Лада. Почему ты так резко в 27 лет начал все менять?
- Все совпало. Молодой человек работает в кадре, естественно, к нему появляется внимание. Не просто внимание – но и конкретное внимание со стороны женщин, мне это нравилось, я не испытывал ранее ничего подобного. Я и готов к этому не был. Отношения с Юлей идут в разнос. Мы как цыганская семья тогда кочевали – неделю в Киеве, неделю в Одессе. Я возил Ваську, Юльку. Мы переезжали машиной не зависимо от погоды.
- Это было твое решение возить их с собой?
- Да, мы прожили вместе 10 лет, и за эти 10 лет мы практически ни одного дня не были порознь. Если были какие-то мероприятия – мы выходили вдвоем, на рыбалку – вдвоем, в Киев — вдвоем.
- В какой момент ты принял решение, что семью с собой ты больше не возишь, я ездишь один в Киев?
- Юльке было ездить тяжело, потому, что вот-вот должна была появиться Лада. И я помню по ощущениям, что тогда я уже особо и не настаивал.
- Итак, твоя первая жена, Юля с сыном Васей и с народившейся тогда девочкой остается жить в Одесе. У тебя в Киеве все больше и больше работы. В какой момент ты познакомился с Лидой Таран?
- Где-то в районе Нового года (2004-2005 год). Страна начала жить новой жизнь, и я начал жить новой профессиональной жизнью, и у меня случились аховые перемены в личной жизни.
- Ты влюбился?
- Да.
- Юля, в какой момент она это почувствовала?
- Да сразу, наверное. Я видел, что она все прекрасно понимает, но молчит. Не нужно было молчать. Знаешь, она изначально находилась не в самом завидном положении. Она и тогда, и сейчас зависит от меня материально. И поэтому, наверное, она могла, и должна было что-то сказать. Я прекрасно понимал, что она чувствует. Когда ты живешь с человеком 10 лет, вы понимаете друг друга без слов. Но молчим и молчим.
- Как долго молчала?
- Молчали, пока все не стало очевидно.
- Как вы сказали Васе и Ладе?
- Ладе говорить ничего не пришлось, потому что она была совсем маленькая. А Васе было четыре года. Я пошел на консультацию к психологу. Я должен был понять для себя, как мне правильно поговорить с сыном. Это было очень больно.
- Юля, нужно отдать ей должное, не стала настраивать детей против тебя? Она позволила тебе оставаться центром обожания. Т.е. раздела имущества и другие тяжбы вы не переживали?
- Здесь нужно, конечно, сказать огромное спасибо моей маме. Она дала понять, что делить мы ничего не будем. Мы сейчас понимаем, и Юля придерживается этого же мнения, что наш брак был проектом моей мамы. В хорошем смысле. Потому что моя мама очень по-женски, мудро подтолкнула нас друг к другу. С момента нашего знакомства, которое произошло в августе месяце, до момента бракосочетания, которое было в декабре, прошло всего ничего. По-моему, и вопрос был озвучен моей мамой: "А что вы собственно бегает друг за дружкой. Почему бы вам наконец-то и не пожениться?" И мы поженились.
- Когда ты решил уйти от своей первой жизни, ты пошел насупротив мамы?
- Да, безусловно. Она реагировала очень остро, папа болезненно переживал, сестра была против.
- Они были против ухода из семьи или против Лиды?
- Это все автоматически. Андрей уходит из семьи, у него другая женщина, значит – она причина. И именно она является фактором, который мешает Андрею взять голову в руки. Так казалось родителям.
- В Одессе тебе было тяжело. Значит, ты в Киев ехал за поддержкой, за радостью, за калейдоскопом чувств. Это Лида давала тебе?
- Конечно, там все было по-другому. Новый город, новые события. Жизнь казалась праздником и это нравилось.
- Лида была очень успешна, а ты только начинал. Как ты считаешь, кто был главный?
- Я периодически сталкивался с тем, что, будучи по природе лидером, я понимал, что из-под меня хотят выбить седло.
- Тебе нравилось, что журналисты постоянно задавали тебе вопросы: "А вы сделали предложение, а когда вы поженитесь" и т.д.?
- Да. Мне это все нравилось. Я больше скажу. На тот момент я не задумывался над смыслом этих вопросов. Я рассматривал это все как игру – вы мне шутку, я вам шутку, похохотали и все, разбежались.
- А дома как было? Из чего состоялись это отношения?
- Мы жили работой, и это очень увлекало. Это и было главным двигателем отношений. Украинское телевидение – оно же тогда просто фонтанировало изо всех щелей.
- Твоя жена – ведущая серьезных программ. Ты вмешивался, советовал ей что-то?
- Она приходила домой, и мы там разговаривали с ней, все обсуждали. Мы оказывали друг другу поддержку.
- Конкуренция была профессиональная?
- Слава Богу, мы не работали вместе в кадре. Она проявлялась только тогда, когда мы вместе появлялись на публике – чувствовалась претензия на получение большего внимания.
- Вы это обсуждали?
- Нет. Проблема моего второго брака – это главная проблема всех браков. Ребята, начинайте говорить как можно раньше. Как только тень облака появилась на горизонте – начинайте друг с другом разговаривать.
- Вы тогда с Лидой много зарабатывали. Но ты уже содержал, получается, две семьи.
- Да. Но нам хватало. У нас никогда не было вопроса, почему я материально помогаю своей первой жене.
- Т.е. с семейного бюджета откраивался серьезный кусок на двоих детей, и это никак не обсуждалось. А вы жили на другой кусок?
- Абсолютно. Все, что оставалось, оно складывалось, и у нас был общий бюджет.
- А когда появилась Василинка?
- Я, по крайней мере, никогда не чувствовал, что Лида пытается делить детей на "твоих" и "наших".

Лидия Таран с дочерью. Фото: Facebook
- А как Лида общалась с твоей мамой?
- Плохо общалась, потому что изначально был барьер. Я видел, что мама делает все для того, чтобы этого никто не ощущал, но оно висело в воздухе. Социальный протокол соблюдался, но не дальше.
- Но как это? Когда две любимых женщины находятся не в совсем теплых отношениях?
- А я на тот момент этим вопросом не заморачивался. В то время на первый план всегда ставил работу. Мне главное было, чтобы на работе все было хорошо, чтобы я мог материально помогать детям.
- Жалеешь ты Андрей, что отношения с Лидой были такими рабоче-страстно-поверхностными, что не заговорил кто-то раньше. Может быть они тогда бы раньше окончились и не произошло бы того для меня шокирующего случая, когда вы расстались тогда, когда проехали вместе от Киева до Италии на машине. И в машине ты понял, что вас ничего не связывает. До такой степени понял, что ты, привезя ее на место отдыха, развернулся и проделал путь обратно. Это что же должно произойти в мозгах мужчины, у которого уже есть опыт разрыва, и пути в никуда.
- Я понимал, что не честно. Максимально не честно оставаться рядом, в то время, когда я этого не хочу. Поэтому я развернулся и уехал. Тем более, понимаешь, если мы бы были одни. Мы поехали с друзьями на отдых. И у меня на тот момент не было энергии продолжать спектакль, что мы счастливая пара.
- Не может быть, что ты это все понял в машине…
- Накануне выезда у меня "Фабрика", у Лиды были "Танцы". Это были два изматывающих проекта, как для нее, так и для меня. Мы полностью с головой ушли каждый в свой проект, и у нас ни о чем другом разговоров вообще не было. Мы виделись тогда раз в день. Мы вынырнули из этого состояния перед поездкой и поехали. Намеки, что все уже не очень хорошо, они были уже перед поездкой. А меня кроило очень сильно. Мы приехали, переночевали. На следующее утро я сказал, что у меня проблемы на работе. Лида поддержала эту версию. Потом, когда я уехал, она поняла, что происходит.
- Лида в свою очередь, не взяла билет на самолет, не вернулась за тобой, почему?
- Она очень обиделась, как мне кажется. Но Лида продолжает проецировать, она меняет внутреннюю обиду.
- За что обиду?
- Она слово "предательство" произнесла несколько раз. Даже один из каналов снимал программу, да и не один. Лида в интервью рассказывала очень нелицеприятные вещи обо мне. И слово "предательство" там звучало неоднократно. Предательство в том, что я оставил ее тогда. Предательство в том, что я положил конец нашей семье, в том, что у нее были планы на будущее.
- Она хотела замуж за тебя? Она же ставила тебе ультиматум?
- Да. У нас был период, когда она задавала мне этот вопрос, и я не знал, что ей ответить. Ты знаешь, если сейчас искать ответ на этот вопрос, то возможно, у меня было очень сильное чувство вины перед Васей, моими детьми в Одессе, и мне казалось, что это было предательство по отношению к ним. Да, это глупость несусветная, но это было так.
- Ты Лиде говорил об этом?
- Нет. Не говорил.
- Т.е. Италия – это следствие. Ей предшествовало ваше фундаментальное молчание и нежелание говорить о том, что комом стояло в горле.
- Если все-таки Лида была бы рядом, она бы возразила. Но мне кажется, что первые трещины пошли тогда, когда я почувствовал несоответствие своей заявленной роли в семье, тому месту, которое мне отводилось. Мужчина это чувствует. А тем более в такой профессии – истерически-нервной, где лидерство стоит не в шкафу…
- Лидерские позиции в этой паре были уготованы не тебе?
- Лида лидер! Я, по сути, сейчас проговариваю вещи, которые ранее я для себя сам не проговаривал. О том, что это конец, я понял спустя два месяца, а то и три, после того, как уехал. Мало того, у меня был период, когда я хотел вернуть наши отношения.
- А какие это были попытки?
- Я приехал встречать ее в аэропорт, я хотел поговорить. Мы даже пару раз встречались, пытались как-то поговорить. Не знаю, у меня была очень сильная обида по поводу того, что меня не слышат так, как мне хотелось. У нее была очень сильная обида – просто стена, из серии ты виноват. Не мы, а ты. На тот момент, она очень четко и несколько раз озвучила: "Нет, нет!".
- Но и "милая, выходи за меня замуж" этого ведь тоже не прозвучало?
- У нас был разговор, когда я замуж мог позвать, но я знал, что она ответит мне в тот момент. Точка невозврата уже была пройдена. Есть такой грех – гордыня. Моя гордыня, и ее гордыня. И наша гордыня мешала нам перейти какую-то грань, и признать ошибки друг друга и свои собственные, и понять, что есть фундамент, на котором можно строить что-то дальше. Или же понять, что его нет. И отпустить и просить друг друга.
- Вообще был за время вашего гражданского брака период, когда вы слышали друг друга?
- Конечно. Когда у нас появился ребенок. Это было пиком отношений. Я помню, как в роддоме, я первый раз взял ее на руки.
- Что для тебя самое обидное сейчас в ваших отношениях?
- То, что их нет. И то, что это отражается на Василине. Не должно быть у мамы и папы таких отношений, как у нас сейчас. Мы не общаемся. Т.е. если не возникает вопросов, которые имеют отношения к малой, то…
- Это по-прежнему какая-то обида?
- Я думаю, что да. Мы не поговорили друг с другом, и уже не будем разговаривать.
- Ты думал о том, что сестра давала тебе дельный совет – побыть одному?
- Знаешь, я помню, это дикое ощущение, когда я тогда снял квартиру на Троещине, и зима была очень холодная. Я приходил домой со съемок в съемную чужую квартиру, и я по сути никогда не жил один. И вот зима, за окном ночь, а темно уже в 16:00, все покрыто льдом, какой-то фонарь болтается. И думаю, елки-палки, что происходит? Мне так хреново было тогда. Как-то все сразу навалилось. Я помню, что на тот момент какой-то очередной финансовый кризис случился в стране, и я понимаю, что в кошельке каких-то 10 грн, потому что все, что было у меня на тот момент – я все отдал за квартиру. И такое "мальчик-ноль". Денег нет, семьи нет, жилья нет.

- Как ты этот кризис переживал?
- Я в работу уходил, как раз тогда снималась "Интуиция". И только возвращаясь в мое "троещинское" уныние, я побыстрее ложился спать.
- Как это? После такого кризиса и переживаний, впустить кого-то в сердце. Ты же Марину не сразу пустил?
- Так получилось, что у нас совпали семейные кризисы. У Марины были серьезные проблемы в семье. Она была на грани развода с мужем. Марина работала вторым режиссером, соответственно, она работала в съемочной группе. И мы много общались во время съемок, после съемок. И краем уха я как-то услышал, что она делится с коллегами женского пола тем, что у нее не все хорошо. А мне на тот момент хотелось с кем-то поговорить, высказаться. Оно же во мне все было. Мне хотелось, чтобы мне дали анализ со стороны.
- Получается, что ты обсуждал свои проблемы с этой девушкой?
- А она обсуждала со мной. У нее с мужем была та же проблема.
- Когда она восприняла тебя как мужчину?
- Не знаю. Поначалу она меня вообще не воспринимала. Ей казалось, что я легкомыслен, что я человек-праздник.
- Ее отец был против…
- Кто же захочет, чтобы в жизни его дочери, у которой есть немаленький сын и 10-ти летний брак, появился какой-то невнятный типок, у которого 2 неудачных брака и трое детей. Да и я был бы против.
- Как ты добился его доброго расположения к себе?
- Стало в какой-то момент понятно, что просто необходимо топить лед недоверия со стороны мамы и папы, потому, что у нас будет Кира.
- Когда Марина, твоя любимая женщина, тебе сказала, что у вас будет ребенок. Ты сразу подумал – это будет четвертый ребенок?
- Естественно, у Марины и у меня были сомнения, стоит ли оставлять ребенка. Ни у меня, ни у Маруси нет поддержки родителей. Мама не была знакома с ней. Но как можно что-то советовать человеку, который одну семью разрушил, другую не построил. И мы с Марусей задумались. Мы хотим быть вместе, и сам Бог говорит нам о том, ребята, давайте как-то…
- Но у Марины есть Тема с непростым характером.
- Он не сразу меня воспринял, далеко не сразу. И когда возникали конфликты между мной и Темой, он задавал вопросы маме: "Кто это такой?". И мама объясняла, что в ее жизни появился мужчина, с которым она строит семью. И что она любит нас двоих: мужчину-сына, и мужчину-мужа. И что нам нужно мириться.
- Параллельно ко всему, твои дети тоже надеялись, что ты вернешься к их маме.
- Лада мне постоянно говорила, чтобы я вернулся в Одессу и жил с ними. Но я ее спрашивал: "Ты же хочешь, чтобы папа был счастлив"? Конечно, она хотела. И я ей объяснил, что так получилось, что меня делает счастливой тетя Марина.
- Публичная профессия тоже была немало важным испытанием. Тебе устроили публичную порку. Ты не можешь открыть интернет, потому что выскакивает твое имя в заголовках: "Андрей Доманский бросил Лидию Таран". Как ты это все переживал?
- Мы пошли в какой-то магазин. Я, Маруся, Тема. И затем через пару дней я натыкаюсь на фотографии, кто-то из машины сфотографировал, как мы вместе выходим. И все в ключе, в котором ты описала. И в тот момент мы поняли, что это действительно серьезная проблема. Возникло ощущение того, что я ужасный монстр, который хохоча и веселясь, сделал хорошему человеку больно.
- А как ты понимал, что есть такой образ?
- Я общался со своими днепропетровскими знакомыми, с которыми мы часто работаем. И они мне говорят: "Знаешь, такое странное дело. Мы пытались тебя предложить, как ведущего на праздник. И хозяйка праздника очень резко отказалась". Она прямо сказала, что не хочет видеть персонажа, который так низко ведет себя по отношению к женщине. Они ее переубедили конечно, но мало приятного. И таких эпизодов было несколько.
- Твоя мама вмешивается в профессиональную жизнь?
- Если бы я опирался на мамины советы, я бы вел все, включая заседания Верховной Рады.
- Сегодня, что тебе говорит мама?
- Обо мне, со мной она не говорит. Она говорит с Марусей. Она боится, зная, что я все превращаю в шутку.
- А почему ты так делаешь?
- У меня нет желания гасить все материнские страхи.
- Какой у мамы самый главный страх за тебя?
- Что я останусь без работы. Она понимает, что я тот человек, на котором завязано огромное количество маленьких судеб. И не дай Бог, весь этот корабль пойдет ко дну.
- У тебя этого страха нет?
- В начале 2015 года мы с семьей поехали кататься на лыжах. И 3 или 4 января я просыпаюсь, и понимаю, что со мной что-то не так. Я подхожу к зеркалу, и понимаю, что у меня полностью парализована правая половина лица. Я пошел к врачу. Мне сказали, что у меня воспаление тройничного нерва. Маруся начинает мне колоть антибиотики – и ничего. В таком состоянии я возвращаюсь в Киев. И у меня слетает месяц съемок. Целый месяц я хожу на реабилитации, и понемногу благодаря стимуляции, массажу, занятий с логопедом, я возвращаюсь в форму. Мне никто не давал гарантий. И в этот момент я задумался: "Что я буду делать, если я не смогу работать по специальности". Мне очень сильно помогла Маруся. Она волшебным образом внушила в меня, что мир не закончится, если Доманский в один момент уйдет из кадра. Пока у тебя есть руки, ноги и здоровье – ты сможешь содержать семью.
- Три семьи…
- У меня одна семья, в которой много детворы. Но я реально впал в панику. У меня есть программы – поставить детей на ноги, обеспечить их жильем и вытолкать во взрослую жизнь.
- За образование нужно платить.
- Конечно. Но, даже если у меня будут миллионные доходы, я никогда не буду создавать детям тепличные условия. У детей должна быть выживаемость.
- За кого из них ты сейчас больше всего переживаешь?
- Сейчас за Васю. Он стоит на пороге выбора. Меня волнует то, что в его возрасте я четко понимал, кем я хочу быть. Не важно, что через три года я радикально поменял свою жизнь. Но, по крайней мере, в 14 лет я все делал для того, чтобы стать студентом определенного ВУЗа и получить определенную специальность.
- Но при этом сейчас ты ему ищешь ВУЗ и просишь присылать фотографии дневника.
- Я не заставляю, я прошу. Все консультативно. Я прошу его написать список, чем бы он хотел заниматься, и 10 профессий, которые не при каких обстоятельствах не принесли бы ему радость. Он получит образование и ремесло, а дальше будет грести сам. У меня был момент в отношениях с мамой, когда мне казалось, что она очень давит на меня. И это нормальный момент, когда сын выходит из-под опеки мамы. Мне кажется, что маме было больно меня отпускать. Я бы хотел, чтобы мои дети чувствовали то, что я чувствовал ребенком. Благодаря маме – тотальную защиту, создание мира, уютного, правильного, счастливого. И я хочу попросить прощения у мамы за то, что я не даю ей ту долю внимания, которую она заслуживает.