Карзинкин: купец, меценат, благотворитель

Период от начала «великих реформ» 1860-х годов до Первой мировой войны называют «золотым веком» русского меценатства. Русские предприниматели того времени почувствовали тягу к высокой культуре.

Они составляли музеи, библиотеки, художественные галереи, в конечном итоге достававшиеся России. Они покровительствовали театру, балету, музыке. Они разрабатывали совместно с живописцами и архитекторами русский национальный стиль. Но при всем своем великолепии бурная меценатская деятельность была не единственной формой купеческих благодеяний. Расцвет русского меценатства хронологически совпал с расцветом другого, менее броского явления — русской традиционной благотворительности. Причем основными действующими лицами здесь являлись, наряду с государством и, в меньшей степени, дворянством, всё те же купцы. Они жертвовали колоссальные средства на нужды сирых и убогих, они строили больницы и поддерживали рублем учебные заведения, они, наконец, давали деньги на воздвижение новых и ремонт обветшавших храмов и прочие церковные нужды. Во многом благодаря усилиям московских коммерсантов на рубеже XIX-XX веков произошел, говоря словами историка предпринимательства Г. Н. Ульяновой, настоящий «рывок в развитии социальной сферы». По меткому выражению тех лет, образованный русский купец оказался большим козырем для национального развития.
Судьба одного из выдающихся коммерсантов того времени, крупнейшего московского домовладельца и «льняного короля» Александра Андреевича Карзинкина служит примером доброго сочетания высокой культурности нового поколения русских купцов с их преданностью христианству. Карзинкин глубоко погрузился в мир науки и высокой культуры нового времени, но при этом не перестал быть ни оборотистым предпринимателем, ни православным русским человеком.
Династия предпринимателей Карзинкиных берет свое начало в 60-х годах XVIII века. Родоначальник — Андрей Сидорович Карзинкин (около 1760-1822), прошел путь от экономического крестьянина до московского купца первой гильдии (в 1810-х). Его сыновья — Иван Андреевич (1790 — после 1869) и Александр Андреевич (1792 — после 1835), московские купцы первой гильдии, потомственные почетные граждане, занимались чайной торговлей, а затем открыли еще и текстильное дело. Сын Александра — Андрей (около 1823-1906 гг.) преуспел на обеих нивах. Так, он стал одним из учредителей (1858 г.) и директоров Товарищества Ярославской Большой мануфактуры. Его первенец Александр Андреевич Карзинкин-младший по обычаю того времени получил имя в честь деда. О нем и пойдет речь.
Александр Андреевич родился 6 июня 1863 года. В семье было трое детей: Елена, Александр и младшая дочь Софья, которая умерла в юном возрасте. Их отец Андрей Александрович, как и некоторые другие состоятельные купцы стабильной николаевской эпохи, понимал: в обществе происходят перемены. Детей нужно подготовить к ним, дать им хорошее образование. Дочь Елена окончила Московскую школу живописи, ваяния и зодчества, была ученицей знаменитого пейзажиста, мастера исторической и жанровой живописи В. Д. Поленова. Ее творчество представлено в собрании Третьяковской галереи. Сын Александр получал знания более практического склада. Судя по трудовому списку А. А. Карзинкина, в начале 1880-х годов он посещал лекции в Императорском Московском техническом училище (ныне — Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана).
Карзинкин-младший стал одним из директоров Товарищества Ярославской мануфактуры еще при жизни родителя (1886). Этому предприятию молодой купец отдавал значительную часть своего времени. Современники прозвали Александра Андреевича «льняным королем», хотя Товарищество при нем не ограничивалось производством льняных материй. После окончательного присоединения Средней Азии к России (в 1880-х) Карзинкины стали пионерами освоения среднеазиатского хлопка в российской текстильной промышленности.
В качестве одного из владельцев Ярославской мануфактуры купец первой гильдии, потомственный почетный гражданин А. А. Карзинкин претворял в жизнь широчайшую социальную программу для рабочих. Для детей работников были устроены школы и детский сад, тратились значительные средства на жилье и больницы. Бывавший на фабрике художник К. А. Коровин сказал как-то в разговоре с искусствоведом П. П. Муратовым: «У Карзинкина на фабрике рабочие жили так, как в Англии не живут». Сам же Муратов рассказывает о том, что в глазах А. А. Карзинкина-младшего семейное дело являлось частью дела общероссийского. Александру Андреевичу было свойственно особое отношение к труду как к самостоятельной ценности.
С одной стороны — мир московского купечества являлся для Карзинкина родным. С детства узнавал он деловых товарищей отца, знакомился с членами их семей, входил в курс отцовских дел. С другой стороны — Александр Андреевич ясно чувствовал, что помимо коммерции и материальных интересов, есть нечто другое, не менее важное — наука, искусство. Сориентироваться в новых областях ему помог старший товарищ — ученый, нумизмат Александр Васильевич Орешников, крепкая дружба с которым не прекращалась на протяжении всей их жизни.
А. А. Карзинкин в письме 1918 года А. В. Орешникову признавался, что именно тот, как наставник, способствовал формированию личности Александра Андреевича, проявлению его вкусов и увлечений. «Ясно помню я, как много лет тому назад... в 1-й раз явился я к Вам, в Вашу контору... и заявил Вам, что пришел по совету А. И. Майтова и что желал бы заняться нумизматикой. На Ваш естественный вопрос: каким именно отделом? — я, подобно П. И. Чичикову, наивно ответил, «что — нумизматикой вообще». Вы ласково поддержали меня, подбодрили, пригласили к себе, помогли мне завести нумизматическую библиотеку и всемерно постарались не заглушить во мне этот наивный порыв к знанию, к свету, к науке. С этого времени началось наше знакомство, а для меня, — началась моя умственная жизнь».
В доме Орешникова Карзинкин знакомится с людьми науки, осваивает книжные премудрости, находит новые увлечения. Здесь растет и крепнет в сердце коммерсанта восхищение миром изобразительного и музыкального искусства, художественной литературы и строгой науки. Под впечатлением от бесед со знатоками истории и нумизматики И. Е. Забелиным, Х. Х. Гилем, О. И. Горнунгом, И. И. Толстым складываются его собственные ученые интересы, появляется новое мировосприятие, сфокусированное не на увеличении капитала, а на эстетических запросах. Он обретает почву для самостоятельного творчества, пишет первые статьи — и первую книгу, о медалях времен Лжедмитрия I.
Карзинкин-младший знал иностранные языки, много путешествовал, впитывая европейскую и среднеазиатскую культуру. Он являлся заядлым театралом, был знаком со многими театральными деятелями, в частности, дружил с К. С. Алексеевым-Станиславским. Регулярно посещал театр и оперу, участвовал в постановках Алексеевского кружка, организовал собственный домашний театр в особняке на Покровском бульваре. Последнее отчасти было данью московской моде: на рубеже веков многие купцы, по образцу Мамонтовых и Алексеевых, увлеклись театральными постановками на дому. Женой Александра Андреевича стала прима-балерина Московского Большого театра, красавица-итальянка Аделина Джури (сценическое имя — Аделаида). В этом браке родилась дочь — дитя любви, — названная в честь матери Александра Андреевича Соней — Сонюшей.
Карзинкин любил и ценил живопись. Он посещал отечественные и европейские галереи, время от времени покупал картины знаменитых мастеров, но не пытался составить коллекцию или учредить художественную галерею, как, например, Третьяковы. При этом Александр Андреевич получил ценный опыт, который ему пригодился в 1904-1912 годах, когда он являлся членом попечительского совета городской художественной галереи имени братьев П. М. и С. М. Третьяковых. Через его руки прошло немало новых поступлений.
Но более всего Александра Андреевича привлекал мир печатного слова. Знакомые называли Карзинкина любителем литературы, особенно стихов. В. Н. Муромцева-Бунина писала о купце: «Я всегда ценила его тонкое понимание стихов». Книги были настоящим увлечением Александра Андреевича. П. П. Муратов вспоминал: «Шкафы огромной библиотеки тянулись из комнаты в комнату. Карзинкин гордился тем, что у него была лучшая библиотека в России по истории Французской революции. Он собирался пожертвовать ее Московскому университету». Когда Муратов спросил Карзинкина, что именно заставляет его интересоваться этой эпохой, то «со всегдашней скромностью своей [Карзинкин] несколько смутился и как бы шепнул, по привычке своей, подняв палец и блеснув очками: «Страшное время, интересное время. Узнается человек-с».
Карзинкин сам был крупным издателем просветительского направления. В дневнике И. А. Бунина от 20 декабря 1902 года содержится запись: «Карзинкин издал мои «Новые стихотворения». А в 1914 году коммерсант стал соиздателем московского журнала «София», созданного П. П. Муратовым и известным книгоиздателем К. Ф. Некрасовым и посвященного древнерусскому искусству, в первую очередь — иконописи. По словам Муратова, «Карзинкин пожелал нам помочь. Он предложил К. Ф. Некрасову быть соиздателем, поставив только одно условие: чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах имя его не было названо. Некрасов соблюл это условие».
Этот поступок выдает в Карзинкине не просто любителя научных знаний, но хорошего христианина, помнящего евангельскую заповедь: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6:3). Кроме того, Александр Андреевич и сам регулярно вносил в науку солидный вклад. На протяжении многих лет он являлся одним из наиболее инициативных участников Московского нумизматического общества (основано в 1888 г.). Его перу принадлежат книги и многочисленные статьи по нумизматике, а также работы, посвященные русским средневековым медалевидным знакам. Меценат, создатель частного музея «Российских древностей» П. И. Щукин называл Карзинкина в числе известных московских нумизматов.
Наиболее же ярким выражением тяги Карзинкина к художественной литературе стали «Среды» — регулярные собрания литераторов. Их участниками были И. А. Бунин, А. П. Чехов, М. Горький, А. И. Куприн, В. А. Гиляровский, Л. Н. Андреев, И. С. Шмелев и многие другие. Устроителем «Сред» был писатель Николай Дмитриевич Телешов — муж художницы Елены Андреевны, сестры Карзинкина. Детище Телешова — «Среды» проходили в его доме на протяжении многих лет — с 1899 по 1916 год. Сперва собирались на Валовой улице, после женитьбы Телешова и Елены Андреевны — в их доме на Чистых прудах. И, наконец, в особняке на Покровском бульваре, 18, который А. А. Карзинкин предоставил в распоряжение сестры и ее супруга.
«Среды» проходили сначала по вторникам, потом, как и следует из названия, по средам. Участники читали и обсуждали написанные ими стихи, поэмы, рассказы, пьесы. Так, Максим Горький впервые прочел здесь свою пьесу «На дне». Здесь обсуждалось большинство рассказов Л. Н. Андреева, почти все рассказы и повести И. А. Бунина той поры. Из произведений писателей кружка впоследствии были составлены сборники «Знание», «Слово» и «Нижегородский сборник». Александр Андреевич Карзинкин не только предоставил помещение для собраний, но и сам принимал активное участие в обсуждениях.
Иными словами, Карзинкин — один из тех представителей предпринимательского класса, которые стали в деловой среде живым воплощением высокой культуры. Благодаря какому-то врожденному аристократизму духа навыки и знания, приобретенные в изрядном возрасте, стали неотъемлемой частью его личности. Карзинкин продолжил дело отца и стал успешным коммерсантом — умным, обладавшим замечательной деловой хваткой и большим кругозором. Он же, обретя новые знания и новый опыт, выступил в роли выдающегося мецената, не забывая и о традиционной благотворительности. Александр Андреевич давал деньги на церковное строительство, на приюты и богадельни, на больничные потребности, на нужды бедняков. Так же поступал и его отец.
Семейство Карзинкиных было деревом, выросшим на почве Русской Православной Церкви — и прочно в этой почве укорененным. Как Андрей Александрович, так и отец его, и — по некоторым сведениям — дед, на протяжении почти целого столетия оказывались в старостах московского храма Трех Святителей на Кулишках. Быть старостой — дело хлопотное, порой требующее больших расходов. Староста принимает личное, притом весьма деятельное, участие в жизни всего прихода. Зато, если кого регулярно выбирают старостой, выходит, что заслужил признательность многими трудами. Церковный староста из своего кармана финансировал все строительные работы, следил за их выполнением. Он поддерживал в исправности как само здание, так и его внутреннее убранство: следил за наличием в храме лампад и подсвечников, за своевременным подновлением иконостаса, за пополнением ризницы и церковной утвари.
Далеко не всякий мог занять пост старосты. По действующим во второй половине XIX века правилам, церковным старостой мог быть избран человек не моложе 25 лет, непременно грамотный. Он не должен был состоять под судом или следствием; непозволительным делом в отношении кандидата в церковные старосты считалась и опека за расточительство. Самое же главное — будущего старосту прихожане должны были знать как человека, всецело преданного христианской церкви. Карзинкины, добрые христиане, подходили по всем параметрам...
Старостой храма Андрей Александрович был, начиная с 1880-х годов — и исправно исполнял свои обязанности вплоть до конца 1920-х, когда храм был закрыт представителями советской власти. Известно, что в 1927 году, когда администрация Мясницкой тюрьмы, расположенной в стенах близлежащего Ивановского монастыря, стала требовать закрытия храма Трех Святителей на Кулишках, его священник, отец Василий (Пятикрестовский) и староста А. А. Карзинкин собрали несколько сот подписей в защиту церкви. Жаль только, что это не помогло. Храм закрыли, из него вывезли утварь и иконы, разобрали иконостасы. Приспособленная под тюремные нужды церковь оказалась обезглавлена, снесли и шатер колокольни. Но нельзя забывать о том, насколько мужество, проявленное перед лицом неумолимо-жестокого врага, духовно возвысило тех, кто пытался отстоять храм. В жизни дореволюционной Александр Андреевич был защищен от многих неприятностей своим богатством. Однако исчезновение этой защиты не сделало его ни малодушным человеком, ни маловерующим.
Помимо исполнения ктиторских обязанностей, Александр Андреевич постоянно занимался социальной благотворительностью. В 1889 году 26-летний Карзинкин отдал крупную по тем временам сумму — 1000 рублей — на призрение душевнобольных. Следующие известные его даяния приходятся на период после 1906 года, когда скончался его отец. Так, в 1908 году Александр Андреевич пожертвовал 25 000 рублей Московскому купеческому обществу на пособия бедным, и столько же — Московской управе на образование фонда, — с тем, чтобы «...проценты с этой суммы ежегодно выдавались бедным купеческого сословия к праздникам Св[ятой] Пасхи и Рождества Христова». Оба пожертвования носили имя отца — Андрея Александровича Карзинкина. В 1908 году в Ярославле было начато строительство новой церкви по проекту архитектора А. В. Иванова на деньги Товарищества. Освятили храм во имя Андрея Критского — и здесь вновь можно усмотреть акт доброй памяти сына по отношению к любимому отцу.
1908-й, при всей его важности, не стал еще венцом благотворительной деятельности Александра Андреевича. Всего через три года, в 1911-м, Карзинкин пожелал возвести и оборудовать за свой счет лечебницу на 15 грудных детей с амбулаторией. Корпус строился при активном участии самого Карзинкина, который лично наблюдал за качеством и скоростью работ. Новое медицинское заведение открылось в Морозовской больнице (1914) и было посвящено памяти его покойной сестры, Софьи Андреевны.
В 1917 году грянула революция. Невзирая на советы друзей, 55-летний Карзинкин не пожелал эмигрировать. В 1918 году он устроился работать в Государственный Российский Исторический музей (так именовали тогда ГИМ) на должность научного сотрудника, где проработал вплоть до 1930 года. Знал ли Карзинкин, что его могут арестовать? Если и не знал наверняка, то догадываться уж точно мог — как догадывались об этом многие его знакомые. Когда ему советовали уехать из России, «он волновался: «Как же я могу бросить фабрику? Ведь они там все разорятся». — «Но вас арестуют». Карзинкин улыбался немного таинственно. «Наши рабочие не дадут», — говорил он не без гордости. Его действительно некоторое время не трогали. Он был избран в фабричный комитет и усердно работал там, пользуясь уважением даже рабочих-большевиков. Все это было возможно, разумеется, до поры до времени. Нашелся комиссар, который «убрал» его и поселил в Бутырскую тюрьму почти на целый год».
Первый раз Карзинкина арестовали в августе 1920 года. Неделю спустя он сидел в камере Бутырки — вместе с видным коллекционером, также «классово чуждым буржуазным элементом» Д. И. Щукиным. «Я нахожусь в интеллигентной компании и вообще в прекрасных условиях», — сообщает Александр Андреевич А. В. Орешникову в письме от 8 сентября. Карзинкина «выручили» его увлечения — то, что он был нумизматом и имел отношение к музейному миру. В 1918 году ему дали место музейного сотрудника, в 1920-м у Карзинкина, по тюремным обстоятельствам, прервался «стаж», затем его восстановили на службе.
Многое отняла у Александра Андреевича революция — дом, состояние, свободу. Чего он не лишился вовсе — так это бодрости духа, надежды на лучшее и... христианского смирения. Письма, которые Карзинкин писал Орешникову, находясь в тюремной камере, демонстрируют удивительное мужество и, одновременно, готовность смириться пред лицом Господа, дарующего человеку нелегкие испытания. Во многих письмах Александра Андреевича видна твердая вера в милость Царя Небесного. «Не чувствуя за собою вины, я твердо надеюсь на милосердие Божие, на то, что Он не оставит меня и мою бедную семью и пошлет нам силу духа, чтобы с твердостью и безропотно перенести это испытание».
Карзинкина беспокоит не столько его собственное будущее, сколько будущность его семьи. Он просит старшего друга не оставлять его жену и дочь нравственной поддержкой. Ведь пребывание отца семейства в тюрьме, по его же собственным словам, «создало для... бедной и милой жены непосильную физическую усталость (не говоря уже о нравственных муках!), неизбежную при ходьбе в такую даль, как от нас до Бутырок!» И, далее: «Я боюсь, что эта усталость физическая в связи с нравственными страданиями — погубит ее, бедняжку! Но и в этом я надеюсь на милость Бога».
Мало в его письмах говорится о горестях, гораздо больше — о маленьких радостях заключенного. «Я много лежу, читаю и думаю. Моя дорогая жена прислала мне Евангелие и еще несколько книг». Карзинкина интересует, как идет работа в музее. У него даже хватает силы духа и самодисциплины, чтобы вести в тюрьме научную деятельность — в надежде продолжить ее на свободе. «Я составил здесь хронологический перечень всех московских церквей, нужный мне для моей работы». Бывший миллионер трогательно благодарит Орешникова за посильную заботу о его семье, за устройство Аделины в театральное училище. По-видимому, тот же Орешников сумел достать бумагу «о поручительстве Алекс. Андр. от музея на поруки». Этот документ и вывел Карзинкина из тюремных стен. 2 (19) декабря 1920 года над ним состоялся суд, а 6 (23) декабря его уже выпустили на свободу.
П. П. Муратов, встретившийся с Александром Андреевичем, когда тот покинул тюремные стены, спросил, почему он не уехал в 1918 году. «Я не жалею ни о чем, — сказал Александр Андреевич. — В тюрьме было очень интересно. Очень интересно-с! Да, тут узнается человек. Если б я жил прежней жизнью, я никогда бы не узнал того, что знаю теперь». В январе 1931 года Александра Андреевича арестовали вторично — по распоряжению ГПУ. Выйдя из тюрьмы после краткой отсидки, он скоро ушел из жизни, скончавшись от сердечной недостаточности 30 июля 1931 года, в возрасте 68 лет. Прожил жизнь светлую, достойную, наполненную, сумев найти в ней место для работы, искусства, любви к семье и Богу.

Анна Федорец Источник: vrns.ru