В Грозном состоится премьера спектакля "Спасти Пушкина"

В конце мая в Грозном состоится премьера спектакля «Спасти камер-юнкера Пушкина». Пьесу по мотивам рассказа драматурга Михаила Хейфица на сцене Государственного драматического театра им. Лермонтова ставит петербургский режиссер Дмитрий Павлов. Он рассказал КАВПОЛИТУ о будущей премьере, о том, как приехал в Чечню, и куда поедет после окончания контракта.

— Дмитрий, расскажите, как вы попали в Чечню, и не было ли сомнений «ехать – не ехать»?

— Меня пригласила дирекция театра Лермонтова, и это совершенно нормальная практика. Я могу сказать, что это приглашение было очень приятно, и для меня имело особую важность. Я не буду скрывать, у меня есть любовь к Кавказу, и она длится с детства. У меня живут родственники в Тбилиси, и до 15 лет я много времени там проводил. Культурой грузинской я пропитался с раннего возраста, потом в связи с военными действиями был большой перерыв. И затем, уже будучи уже в этой профессии, я вернулся в Тбилиси и работал режиссером. Тбилиси — это особенный город. И в театральном отношении тоже. Всегда им был. Актеры и режиссеры смело следуют своему времени и относительно драматургии, которую выбирают. Целая плеяда великих людей работали в свое время в Тбилиси. В нем очень интересным образом уживаются традиция и новаторство. Мне всегда было интересно продолжить работу на Кавказе.

Когда возник диалог по поводу моего приезда в Грозный, меня это, конечно, сильно подкупило, мне было интересно это предложение. А насчет безопасности – как говорится, в городе, в котором есть театр, бояться нечего. Люди культуры говорят на одном языке, пожалуй, искусство, творчество, а театр особенно – это то, что нас роднит, объединяет и как раз таки может предотвращать конфликты.

— Почему вы выбрали рассказ Хейфица для постановки в Грозном?

— Я изначально предложил ставить современную драматургию. Несмотря на то, что много материала, который хотелось бы представить публике, по тем или иным причинам это не удается, так как здесь множество табуированных тем. Из того арсенала, с которым я приехал сюда, была пара вариантов, которые были приняты художественным советом с интересом, но там были некие этические моменты, также по распределению ролей не хватало актеров. Это нормально – я труппу не знал на тот момент, поэтому я не мог сразу планировать, что взять. В короткий срок я остановился на материале Хейфица, это произошло буквально тут же. Для меня самого это было удивительно, потому что с этой прозой я сам познакомился относительно недавно и взял ее себе на заметку: может, в ближайшем будущем я где-то ее поставлю.

Все-таки это не пьеса в чистом виде, здесь, на месте, я уже сел писать инсценировку. То есть проза подверглась большим сокращениям. Пришлось ее адаптировать под некую ментальность, традиционные моменты. На мой взгляд, инсценировка удалась неплохая. Она лишилась тех вещей, которые мне на первоначальном этапе мне казались важными, но в том, что осталось, обнаружились неожиданно интересные моменты, и все сложилось. По сути, спектакль я сочинял с нуля, скажем так, по мотивам этой прозы.

— Сложно ли было писать для чеченского зрителя?

— Я вошел даже в азарт. Это был необычный опыт – сделать спектакль, в котором, казалось бы, неизбежны какие-то прикосновения, к примеру. Тем не менее, без этого мы обошлись, но суть не исчезла, то драматургическое, эмоциональное не исчезло, оно осталось. Может быть, зрителям других регионов действие показалось бы подозрительно стерильным, но на самом деле все это второстепенные факты. Если конфликт заявлен и раскрыт, то какими способами ты его воплощаешь, это уже десятое дело.

Так как фактически пьеса писалась с нуля, я использовал некоторые моменты из других произведений, которые схожи. В частности, неоднократно возникают цитаты из повести Сергея Довлатова «Заповедник», так как тематика очень схожа. Довлатов один из моих любимейших прозаиков, и тут он явился мне на помощь и только усилил эту вещь.

Это первая моя практика адаптации материала под определенную ментальность. Я делал адаптацию под детскую аудиторию, но это совершенно другая категория зрителей. Когда ты создаешь спектакль по произведению, ты становишься соавтором. Пьеса – это некий суррогат литературы. Это не опера, из которой не выкинешь ни слова, слова это не материал актера. Материал актера – действие. Как для певца голос, для художника краски. А слова, текст это одно из приспособлений только.

— Как бы вы оценили уровень актеров театра?

— Приезжая в тот или иной город, я никогда не жду от местных актеров высокого уровня игры. Везде 50 на 50. Есть актеры старой школы, у которых высокий уровень, но их академизм им порой мешает, есть молодые смелые, темпераментные, интересные личности, но им не хватает какой-то базы. Это нормальное явление, везде оно присутствует. Фактически в любом театре страны такая же ситуация, за исключением ведущих театров, в которых уже традиционно жесткий отбор актеров, есть главный режиссер, который набирает себе учеников. Я не ждал, что я столкнусь с высоким уровнем профессионализма, или, наоборот, столкнусь с отсутствием такового.

Можно сказать, что театр, каким мы его можем созерцать сейчас, еще достаточно молод, хотя и имеет 75-летнюю историю. Ведь было время, когда он останавливал свою работу из-за исторических моментов. Я думаю, театр будет набирать обороты, ему надо не сдаваться и воспитывать зрителей, конечно же. Очевидно, подавляющее большинство актеров в труппе составляет молодежь. В целом, им школы не хватает, но это не самое страшное, потому что азарт, желание и способность откликаться в ребятах есть, как есть актерский и творческий потенциал.

Я могу смело сказать, что за полтора месяца нашей совместной работы над этим спектаклем произошел большой сдвиг. Я не пытаюсь записать это в свои заслуги: мы вместе сдвинули эту ситуацию – позволили себе похулиганить в хорошем смысле, обрести некую свободу, где-то начать с нуля, где-то обнаружить свои пробелы, возбудить творческий интерес, и все это дало существенный результат. Ребятам надо много играть, актерам нельзя застаиваться, им нужно работать с разными режиссерами, у них должен быть диапазон возможностей, потому что каждый режиссер чему-то научит, что-то новое привнесет, озадачит тем или иным вопросом.

— А как актеры приняли вас, приезжего режиссера?

— Они с большим интересом отнеслись ко мне. Они меня не подводят, мы все говорим на одном языке. У нас даже, по сути, не было процесса «притирания» друг к другу, так что я быстро забыл, что я где-то в республике, в которой есть свои тонкие особенности. Дирекцию театра стоит поблагодарить за это шаг – за то, что они меня пригласили. Я надеюсь, что после окончания моего контракта практика приглашения режиссеров «со стороны» будет продолжаться.

— Что увидит грозненский зритель на премьере спектакля?

— Я бы сказал так: «каким вопросом он задастся?». Потому что театр не дает ответов, он задает правильные вопросы. Дает возможность зрителю озадачиться каким-то вопросом, и чтобы зритель уже делал выбор, находил на него ответ. Театр не является живым, когда он все разжевывает, иллюстрирует и ставит перед фактом – это дурное веяние, это тенденция дешевых спектаклей, антреприз. Театр не должен развлекать.

Я надеюсь, что мы вместе со зрителем сможем задаться очень важным вопросом о некой духовной свободе.

Жизнь — это некая дуэль, потому здесь и представлен Пушкин, он — метафора. Он проходит некий путь и подвергается каким-то атакам извне, то есть духовное ядро терпит атаки со стороны идеологических веяний, а чаще всего просто невежества. Нам, под личиной заботы о нас, постоянно навязывают какие-то политические мнения, идеологические, традиционные. В нас зарывают личность. К примеру, в школе мы выучили стихотворение о березке Есенина и все, дальше нельзя ходить, нельзя знать, что он был за человек. Мы отравлены этим.

Каждого со временем начинает что-то тревожить, и он пытается найти ответы на беспокоящие его вопросы, если, конечно, он не идет целенаправленно с детства по чиновничьей лестнице.

Человек начинает задаваться вопросами, его изнутри начинает что-то есть, его духовный мир мешает ему смиряться с происходящим. Он чувствует спинным мозгом неправду, и он начинает с этим бороться. Порой борется с системой. Нашему герою тоже нет покоя: он начинает задавать вопросы — сначала как ребенок, потом более серьезные и глобальные. Он начинает копаться в истории Пушкина, но, по сути, копается в своем духовном мире, и он обнаруживает всю прелесть, широту, огромный простор и магию всего того, что зовется искусством.

Но это всегда неудобно кому-то. Потому что как только человек становится свободным, имеет свое мнение, он всегда начинает противостоять той или иной системе. Мы ошибочно полагаем, что за шаблонностью, плакатностью – синонимами неправды — мы сможем чувствовать себя комфортно, и нам этого будет достаточно. Но все равно, человек будет тянуться к правде через те преграды, которые нам навязывает система. Зритель задастся вопросом некой собственной свободы, насколько он личность, насколько он не может об этом молчать.

Финал жестокий, но вся жизнь героя – аллюзия с Пушкиным, в чью биографию он невольно вписывается, проходит ее. Герой погибает совершенно банально, в 90-е годы его убивают из-за квартиры. Только возникло познание, он приблизился к настоящему, и тут его жизнь заканчивается – это обострение обстоятельств очень важно. Я думаю, что зритель узнает или вспомнит себя в герое.

— Провокационный спектакль получается…

Здесь есть провокация – но благая. Провокация к разрушению барьера, страха перед тем, что нам навязывают, что набивает нам оскомину еще в школе, и прислушаться к себе.

— Как думаете, вы еще вернетесь в Чечню?

Наверное, вернусь. У меня запланирован ряд постановок, следующий контракт ждет меня в Магадане, затем Финляндия, Питер. Потом отпуск, и после начала театрального сезона я, наверное, прилечу, мы освежим пьесу с труппой. Пока мне нескромно говорить и думать об этом. Посмотрим резонанс от премьеры, насколько она получится интересной, и тогда можно будет вести речь о каком-то дальнейшем сотрудничестве.

Дмитрий Павлов получил режиссерское образование в Санкт-Петербурге. Ставил спектакли в театрах Москвы, Петербурга, Выборга, Тбилиси. Является художественным руководителем международного театрального фестиваля Vyborg Intelligent Performance (г. Выборг). В числе его режиссерских работ спектакли «Марьино поле», «Принципиальные анекдоты», «Варшавская мелодия», инсценировки по мотивам повести Сергея Довлатова «Полковник говорит – люблю» и сказки «Двенадцать месяцев».

Хава Хасмагомадова Источник: kavpolit.com