"Китайский ветер" в "паруса" нашей экономики"

В конце февраля 2012 года в статье «Россия в меняющемся мире» Владимир Путин подчеркнул: «Убежден, что рост китайской экономики не угроза, а вызов, несущий в себе колоссальный потенциал делового сотрудничества, шанс поймать «китайский ветер» в «паруса» нашей экономики». Теперь, по прошествии немногим более двух лет (как показывают итоги официального визита Президента РФ в КНР 20-21 мая), эта уверенность начинает «обживаться» в реальных координатах делового сотрудничества.

За десять лет взаимный российско-китайский товарооборот вырос в 5,5 раз – до $88,8 млрд. в 2013 году. В 2015-ом он может достичь $100 млрд., а к 2020-ому увеличиться еще вдвое. Помочь этому призвано, в том числе, и расширение использования национальных валют во внешнеторговых потоках. Очень важное обстоятельство – разворот обеих сторон к практическим вопросам реализации инвестиционных проектов.
В целях более тесного и оперативного взаимодействия в этой сфере создается специальная межправительственная комиссия. И ей будет что поддерживать – большинство из 51 соглашения и контрактов, подписанных на десятки миллиардов долларов США в ходе визита, носят выраженный инвестиционный характер. Ожидается, что к 2020 году вложения Китая в РФ могут вырасти в 7 раз (в 2013 году их объем составил $4,08 млрд.).

Контрапункт деловой (в немалой степени и политической тоже) части визита – 30-летний контракт Газпрома с CNPC о поставках в Китай ежегодно 38 млрд. м3 трубного газа. Его сумма – 400 млрд. рублей, законтрактованный объем прокачки – 1,032 трлн. м3. Перспектива, действительно, масштабна. Только на разработку месторождений Чаянды и Ковыкты (как ресурсной базы проекта) и строительство газопровода «Сила Сибири» понадобится не менее $70 млрд. И, похоже, это пока лишь предварительная оценка.

Многие наблюдатели, между тем, отмечают: ряд важнейших деталей и проекта, и контракта остались не проясненными настолько, что оставляют их в виртуальной реальности. Так, экспертам лишь остается гадать о цене на 1 тыс. м3, которую стороны не раскрывают. Диапазон высказываний на этот счет широк – от около $350 (глава МЭР Алексей Улюкаев) до $395 («ВТБ Капитал»). Премьер Дмитрий Медведев заявил, что цена будет сопоставима с европейской (в 2013 году она составила $380). Из этого аналитики сделали вывод – экономика всего проекта – на грани безубыточности, так как минимальная цена окупаемости – $360 за 1 тыс. м3.

Напомним, что подробное межправительственное соглашение, фиксирующее двусторонние обязательства по поддержке проекта должно быть подписано до конца года (скорее всего, осенью). Как ожидается, в нем может быть определен размер авансового платежа Китая (до $25 млрд.), период обнуления НДПИ для месторождений, с которых пойдет газ, а также перечень компаний, которые получат право пользоваться этим налоговым режимом (на начальном этапе «Силу Сибири» придется заполнять газом независимых производителей). При этих допущениях Газпром вполне может несколько «подвинуться» по цене.

Следует иметь в виду, что одно из базовых месторождений для исполнения контракта, а именно Чаяндинское, имеет исключительно сложный характер. Там многокомпонентный «жирный» газ, есть нефтяная оторочка и т.п. Иными словами, нужны перерабатывающие мощности с несколькими стадиями переделов. Затраты, естественно, могут увеличиться. Зато в РФ, наконец-то, может сложиться опыт подлинно комплексного освоения добычных площадок. Поэтому и значение сделки между Газпромом и CNPC много шире объемов платежей и поставок. Прежде всего, это – импульс к развитию качественно новых производств в РФ. Как подчеркнул Владимир Путин, это и завод СПГ, и газохимия, и гелиевый завод, и многое другое.

Проекты подобного масштаба (заметим, что в стадии предварительного обсуждения находится еще один – так называемый «западный маршрут», через который возможна в принципе поставка в Китай еще 30 млрд. м3 в год), естественно, обременены немалыми рисками. Многие эксперты, к примеру, уже высказали опасения по поводу превращения российской экономики в сырьевой придаток китайского и в целом азиатского рынков. Так ли это? Ответ сложен и неоднозначен.

К 2020 году российский газ, даже если предположить, что заработают оба маршрута, будет покрывать лишь шестую часть годовой потребности Китая (420 млрд. м3) в голубом топливе, если останется только «Сила Сибири», то лишь около 10%. Любая из этих цифр, действительно значима. Однако отнюдь не исчерпывает замысел российского продвижения на Восток. Прорыв в Китай и в целом в АТЭС на самом деле «вещь» вовсе не конъюнктурно-политическая, обязанная, как считают ряд наблюдателей, международной напряженности в связи с кризисом в Украине. Необходимость выхода на новые географические рынки, где сосредотачиваются главные центры роста глобальной экономики (в странах АТР с учетом США, Японии и Австралии уже создается более 60% общемирового ВВП) безальтернативна стратегически. Понимание этого как важнейшего условия диверсификации внешнеэкономических связей и нового позиционирования РФ «по всем азимутам» всемирного хозяйства вполне четко оформилось еще в 2009-2010 годах. Планы опережающего социально-экономического развития Восточной Сибири и Дальнего Востока, выхода на арктический шельф и развития Севморпути во многом связаны именно с этим.

Тем не менее, вопросы о том, с чем конкретно предстоит пускаться в «восточное путешествие», каким перспективным потребностям партнеров должно соответствовать российское предложение, с каждым днем становятся все актуальнее. В связи с этим интенсификация торгового и инвестиционного взаимодействия с Китаем позволяет РФ существенно ускорить и формирование собственной «азиатско-тихоокеанской повестки».

Как подчеркнул Владимир Путин, в двусторонних отношениях «мы последовательно двигаемся к формированию стратегического энергетического альянса». Но одновременно особое внимание уделяется прорывным секторам, таким как повышение энергоэффективности, охрана окружающей среды, производство лекарственных средств и медицинской техники, разработка новых информационных технологий, атомная энергетика и космос. Серьезные перспективы открываются в авиастроении (к примеру, проект создания широкофюзеляжного дальнемагистрального самолета, который, по замыслу, мог бы в будущем составить конкуренцию Airbus и Boeing). На новый рубеж выходит военно-техническое сотрудничество (поставки дизель-электрических подлодок «Амур-1650», истребытелей Су-35 и др.).

Накапливаемый опыт, вместе с тем, уже требует поправок на ряд принципиальных обстоятельств. И китайская, и большинство других развивающихся экономик Азии стоят на пороге крупных структурных преобразований, которые должны сопровождать смену моделей экономического роста, а именно – их перенацеливание с преимущественно внешнего на внутренний спрос. Но, как раз в этом «створе» накапливаются серьезные риски, требующие постоянного мониторинга.

Так. ВВП Китая в 2014 году может составить лишь 7,2%. Причем замедление может продолжиться, о чем свидетельствует динамика опережающих индикаторов деловой активности (в апреле индекс PMI в обрабатывающей промышленности насчитывал 48,3 п.п.). С начала года ощутимо притормозили темпы промпроизводства, вложений в основной капитал. На историческом минимуме находится динамика оборота розничной торговли, за первые четыре месяца года на 27% сократилось количество новых стройобъектов. Снизились и темпы кредитования – до 7,0% в январе-апреле 2014-го против 12,8 год назад. Наблюдаемое охлаждение рынка недвижимости (объем продаж снизился на 7,7% к первому кварталу-2013) обостряет проблему финансирования местных бюджетов, поскольку доходы от продаж земли остаются основным источником их пополнения. При этом общая долговая нагрузка правительств провинций Китая, по некоторым оценкам, уже превысила $3 трлн.

В апреле МВФ заявил, что финансовые проблемы Китая достаточно серьезны, необходимы более активные действия по сдерживанию кредитования, даже если это будет означать еще большее замедление роста. Свою озабоченность выразила и глава ФРС США Джанет Йеллен: «Дальнейший рост проблемных долгов может привести к дефициту капитала в банковском секторе и последующим высоким госрасходам». Примечательно, что на эти проблемы обращают повышенное внимание и в самом руководстве Китая. В начале мая председатель КНР Си Цзиньпин призвал «сохранять спокойствие» и «адаптироваться к новым реалиям более низкого экономического роста», для продолжения которого на новой более устойчивой и органической основе необходимы структурные реформы.

Схожие риски свойственны и России. И главный из них – затягивание структурных трансформаций, которые призваны обеспечить новое позиционирование страны в глобальной экономике. Заметим, однако, что общность рисков (прежде всего, структурных) КНР и РФ – это одновременно и движущая сила для выхода сотрудничества в его новые измерения. Прежде всего, это касается инвестиций. И китайские, и вообще азиатские капвложения способны помочь «расшить» часть «узких мест» в структуре экономики РФ. Не менее важна и их роль в развитии конкуренции на российском инвестиционном пространстве.

Пока они концентрируются в основном в ресурсных отраслях, энергетике и логистике. Другие адреса непосредственным образом зависят от понятной партнерам определенности российской экономической политики и ее приоритетов. От этого же зависит направленность и интенсивность инвестиционного присутствия РФ в Азии в целом. Как известно, в последние годы в мире развертывается «гонка реиндустриализаций» с максимально широким использованием потенциала цепей создания добавленной стоимости, когда производство сложного финального продукта (электроника, средства связи и коммуникаций, авиа- и автомобилестроение, многие отрасли машиностроения, выпуск средств транспорта и т.п.) включает в себя предприятия из десятков стран, связанных между собой отношениями производственно-технологической кооперации. На деле это означает по сути новое содержание секторов и отраслей, все еще сохраняющих привычные названия, более высокое качество человеческого капитала, новые механизмы и источники финансирования инвестиций, синхронизацию регулятивных практик, правил работы на рынках, таможенных стандартов и т.д. Здесь же, по сути, берут исток инициативы о создании региональных зон свободной торговли.

К сожалению, приходится констатировать, что с точки зрения участия в таких «цепях добавленной стоимости» в мировой табели о рангах РФ находится в числе аутсайдеров. В то же время, весь регион АТР – один их признанных лидеров. Классическая схема: интеллектуальная собственность (разработка идеи) в США – промежуточные звенья – где угодно в Азии – финальная сборка и тестирование – в Китае. Далеко не случайно как раз США и Китай инициировали проект по созданию Альянса АТЭС по взаимосвязанности цепочек поставок – постоянной площадки для выявления и решения проблемных вопросов. 19 мая на конференции министров торговли стран АТЭС Россия поддержала проект. Это, безусловно, правильно. Но пока это – лишь частный эпизод в ее прорыве в Новую Азию.

Как показывает опыт, долговременность и устойчивость доверия партнеров к стратегическим замыслам стороны, их выдвигающей, напрямую зависят от глубины проработки и внятности изложения. В этом плане у РФ все еще немало незадействованных резервов. Копятся вопросы и по поводу стратегии развития Восточной Сибири и Дальнего Востока. Отдельные ответы, пусть и недостаточно увязанные с точки зрения финансов и регулирования, безусловно, есть. Но единой комплексной многомерной картины пока не складывается. Между тем, именно от этого по большому счету зависит, каким именно станет китайский и вообще восточный ветер в парусах российской экономики – попутным или встречным.

Марина Войтенко Источник: politcom.ru